Алексей Горобец - Снег поздней любви
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Алексей Горобец - Снег поздней любви краткое содержание
«Снег поздней любви» – девятый сборник стихов поэта Алексея Горобца из станицы Полтавской Краснодарского края.
Поэзия Алексея Горобца – это особый взгляд на явления и события, свой, только ему присущий способ восприятия и осмысления жизни. Полная философской грусти и почти языческого слияния с природой любовная лирика поэта занимает основное место в предлагаемом читателю новом – девятом – поэтическом сборнике.
Снег поздней любви читать онлайн бесплатно
Снег поздней любви
«Снег поздней любви» – самый популярный сборник стихов Алексея Горобца. Правильнее было бы сказать – сборник имел и продолжает иметь огромную популярность среди читателей. Вышедшая в краснодарском издательстве «Раритеты Кубани» тиражом всего 1 000 экземпляров «зелёненькая книжечка», как называет её сам автор по цвету обложки, очень быстро разошлась среди любителей поэзии. В мае 2008 года усилиями композитора и исполнителя из Краснодара Ольги Черевко, написавшей на стихи Алексей Горобца множество песен, в муниципальном концертном зале г.Краснодара был организован и с успехом прошёл музыкально-поэтический вечер «Свет нашей любви», основной частью программы которого стали чтение автором стихов, вошедших в данный сборник, и исполнение Ольгой Черевко песен на стихи данного цикла.
К настоящему моменту печатное издание данного сборника является большой редкостью. В чём же сила и притягательность стихов данного цикла? Ответ был дан выше. Она в том, что оставаясь верным теме философского осмысления всего, о чём он пишет и с чем соприкасается, автор посвятил этот сборник ЛЮБВИ.
Примечательным, хотя и далеко не изученным является тот факт, что, по словам продавцов магазинов, в которых продавалась книжка, её охотно покупали таксисты. Думается, привыкших коротать время в ожидании клиента за чтением книг таксистов смело можно отнести к категории довольно искушённых читателей. Так ли охотно люди сегодня покупают книги? Что должно подвигнуть среднестатистического соотечественника, живущего в период разрыва образовательных и культурных традиций в условиях экономической, социальной и прочих неопределённостей, потратить деньги на покупку книжки стихов?.. Смело ставим самими этими фактами книжке «знак качества» (помните, был такой в золотую пору СССР?). Ставим и читаем.
* * *
Легко ли теперь вспоминать!..
А всё начиналось с простого:
С весны, снегопада слепого –
Мятежного снежного слова
Зимы, не умевшей смолчать.
Нельзя заслужить благодать!
И это нисколько не ново…
Но быть к ней хоть как-то готовой
Душа твоя жаждет –
И слово –
Мятежное снежное слово-
Бог даст,
И успеешь сказать…
Репейник согнулся, болеет.
Крапива скрывает испуг:
Погода отбилась от рук!
Как мало нас любят вокруг
И вовсе никто не жалеет.
Дождей измождённые тени,
Сырая от снега стерня.
В отчаянном зимнем цветенье
Ты всё ещё веришь в меня.
И я – наугад, наудачу –
По снегу слепому тащусь,
Сберечь, удержать тебя тщусь,
И всё же теряю – и плачу.
И плачу, что ветры седеют,
Что холоден лик ноября,
Что скоро ты, сердце скрепя,
Забудешь меня – и себя…
И небо понять нас сумеет,
И вьюга тебя пожалеет,
И стужа полюбит тебя.
И нет нам рая на земле!
Ну, нет. И быть не может.
Поля в стерне, трава в золе,
В душе зима…
И всё же
Ты возвращалась –
Как беда,
Как жаркое ненастье,
Как синь-вода по кромке льда,
Опять – и снова навсегда!
И дом стонал от счастья.
А снег пылал,
И уходя,
Хмелел, почти растаяв,
И полыхал пожар дождя
Над крышами сараев.
Придёшь зимой –
Я печку затоплю,
Повытрясу из книг цветы-закладки,
И ароматом пыли утеплю
Следы в душе,
Что так глупы и сладки.
Приди зимой!
Мороз решит вопрос
О стойкости ночных цветов-узоров
На стёклах,
А метель устроит кросс
Вокруг крыльца,
Чтоб показать свой норов.
И в доме воцарится благодать,
И боль обид устанет и отстанет,
И страж любви – скрипучая кровать
Нас будет восхищать и удивлять,
И старое
Ну, кто из нас помянет!..
Любовь покоем удосужена
И сладко дышит по утру –
И горяча, и чуть простужена
На этом сказочном ветру.
И бесконечна околесица
Твоих бессонных стонов-снов,
И всё никак не перебесится
Твоя любовь, твоя любовь…
И безымянным счастьем мается
Твоя мечта – твоя мечта! –
И, осмелев, взахлёб кусается,
Разъяв горячие уста.
И листья, сонные и вялые,
В окно скребутся по утру,
Как будто мало,
Будто мало им
Того, что было ввечеру.
Метель взвилась,
Сорвалась с высоты
Весенних туч лишь у земли прогретых,
И разметалась меж дерев раздетых
В сиянье нестерпимой наготы.
И застонали,
Выгнулись кусты,
И лёд вспотел,
Прознав про всё про это…
О, как слепа весна, как мало света
И как глупы подснежные цветы!
Им завершать свой зябкий зимний путь.
А нам, смеясь, ладони окунуть
Вот в этот снег, да и свечу задуть,
И до утра вникать в простую суть
Любви ночной,
Где лишь твои приметы…
И рядом притулился ангел лета –
Слегка погреться
И чуть-чуть вздремнуть.
Застрять меж никогда и навсегда –
Без сожалений, без печали сердца…
С тобой нам никуда уже не деться!
В чащобе, где беда и лабуда,
Дряхлеет ясень, молниями битый,
И сквозь листву – остыло и забыто –
Мерцает кривобокая звезда.
И вспять ползут пустые поезда,
О провода почёсывая темя,
И синих искр компьютерное племя
Сулит сместить, переиначить время,
Но этого не будет никогда.
И всё кружит неяркая звезда,
И трогает листву, и смотрит вниз, и
Срывается – сюда, к тебе, в густой
Настой лугов, в горячий травостой…
И спрячет нас рассветный дождь косой,
И электричек выкрики и взвизги
Зайдутся там, за лесополосой…
Задёрганный ветром, иссушенный зноем,
Умытый росой, что ни свет, ни заря…
И даже вороны кривой стороною
Обходят его, не рискуя зазря.
Гороховый бомж, одноногое пугало,
Он встал в огороде врагов отгонять.
А рядом, в саду, что-то пело и ухало,
И сладко звало – улетать, улетать…
Но молча пасёт он червей и улиток
На грядках, где серый бурьян и ботва,
И хмель сорняковый – и хлипок, и липок –
Схватить норовит его за рукава.
А лето дозрело, и осень напугана
Ненастьем, и тучи едва на плаву…
А он всё стоит, одинокое пугало,
Спасая бурьян и сухую ботву.
И пусть уже в небе метель куролесится,
И супит позёмка белёсую бровь,
Он помнит и ждёт,
И в душе его теплится
Всё та же надежда,
Всё та же любовь…
Умой слова,
Повычеркни красивости
И удержи – хотя бы до утра! –
Любовь к печали,
Верность справедливости
И тайнопись гусиного пера.
Оставь свою избыточную мудрость
Дождям – и не таи, тем паче, зла
На скаредность и сумрачную скудность
Осеннего усталого тепла.
И наших рук разомкнутые тени,
И память губ, что я не превозмог –
Калиткой скрипнут, ступят на порог…
И сны твои читая между строк,
Рассудит нас усталый и осенний
Наш Бог любви,
Любви печальный Бог.
Осень щедра:
В ожидании стужи
Смело сорит золотым дождём,
Косо штрихует кривые лужи –
Можно б подправить, да выйдет хуже.
Да и куда мы теперь пойдём!
Нам бы остаться вот где-то рядом
С летом, согретым быльём дождей,
С нашим давно не весенним садом
Первой любви –
Под ревнивым взглядом
Осени, ставшей совсем своей.
Верю я в осень.
И даже если
Вдруг заполошный закружит снег,
Пусть себе! – что нам худые вести,
Если мы вместе…
А то, что здесь ты,
Ну, не такой уж и смертный грех!
Осень не выдаст.
А снег – пусть кружит!
Пусть наметает свой храм на крови
Мокрых цветов –
Бог весть кем разбужен,
Вьюжен,
И нам он совсем не нужен,
Этот предвестник небесной стужи,
Снег нашей поздней,
Последней любви.
Всё состоит из мелочей:
И зимние проблемы,
И летняя возня грачей,
И всхлип в ночи, незнамо чей,
И дождь…
И хризантемы
Дрожат в распахнутых очах
И душу рвут на части…
Твой мир –
Он потому зачах,
Что не поверил в счастье.
Вослед любви, ну, что ещё сказать?
Винить себя, или назначить крайней
Вот эту ночь с её холодной ранью,
С её бессильем что-то понимать?
А снег спешит – и упадает в грязь,
И лужи осыпает мелкой бранью…
А выше, в небе,
Шифры мирозданья
Сияют, никуда не торопясь…
Внимай, внемли,
Но только не приемли
Обиды, суесловия, хулы…
Небесных стран невиданные земли
Плывут себе над нами, и стволы
Ночных деревьев иссушают корни,
Размашисто вплетая вязь ветвей
В то давнее, где тихо и покорно
Встречают небыль тени старых пней.
И ты, встревожив даль и то, что ближе –
Непуганой крапивы синеву,
Борщевень, лопушьё, плакун-траву,
Кувшинок цвель –
Ты за собой услышишь
(И на полозья памяти нанижешь!)
Тоску болот, куда нас не зовут:
Тоску любви,
Где мхи
И забытьё –
Отчаянье и счастие твоё.
Какое утро!
По утру
Так явственны приметы…
Мир, в общем, движется к добру,
Хоть мы не верим в это.
Мы в ожиданье бед – нас так
Легко судьба достала.
А солнце вдруг –
Вразбрызг,
Вразмах,
Сквозь дождь – и заблистало!
И все тревоги – как рукой,
И вот она – дорога,
И талый снег, и шалый зной,
И радость понемногу,
И ловит луч любви
Пчелу
В медвяном оперенье…
Мир, всё же,
Движется к добру!
И в этом нет сомненья.
Когда вокруг смешки да прибаутки,
Когда бедлам и суета в дому –
Нас выручают наши предрассудки,
Предшествуя рассудку и уму.
Они удержат от соблазнов праздных,
От глупости обманчивых побед,
Гася разгул пожаров инфракрасных
И вожделений ультрафиолет.
И утвердив живительность ненастья,
Преломят хлеб и напоят водой,
Оставив на подзой, на перегной,
Изношенное,
Брошенное счастье
С избытой и забытою бедой.
Качнулся ввысь пирамидальный тополь,
Привстал, вздохнул, потрогал небосвод…
Чего-то нет, но этого хоть вдосталь:
Дерев, кустов над гладью талых вод,
Подвымерзших ветвей,
Творящих таинство
Возврата к жизни после зимних стуж –
В свой мир, где ни гордыни,
Ни злопамятства,
Лишь солнце, дождь
И радость первых луж.
А ночь – белоснежна,
А небо – туманное,
А белы снега – глубоки и легки.
И льдиста дорога – метельная, санная,
И ловят удачу в снегах ямщики.
И вновь безысходность исходит в стихи,
И счастие снова к другим переходит…
Прости их –
Всех тех, кто тебя превосходит,
Прости и люби – и душе не с руки
Себя будет завистью
Злобить и мучить.
И вспомнят, домой воротясь, ямщики
О вечной дороге – и нет её лучше! –
О гиблых сугробах, оврагах и кручах,
Где снеги и вьюги исходят в стихи.
Песок, бетон.
Болотный запах лилий.
Над плавнями прочерчен дымный след.
И брошен на буклет авиалиний
Ромашек неприкаянный букет.
Теперь нам с облаками разбираться,
Да спорить с небом о Добре и Зле…
А небо остаётся на земле –
Искать алмазы в пепле и золе
И слать богам
Хулу по сиплой рации
За счастье, что, как прежде, на нуле.
А счастье рядом – поле и околица…
Пусть клеть пуста и покосился хлев,
Судьбы едва угаданный запев
Зерном в горсти
И тайным смыслом полнится,
Неправотой
И правдой отболев.
Играют с нами звёзды, колготится
В ветвях рассвет. На мачтовой сосне
Зардеют иглы. Что-то о весне
Скукует горлопатенькая птица
И тихо сгинет в следующем дне.
А там – черешен жаркие объятья,
Пыльца и пыль пылающих цветов,
Крапивы непорочное зачатье,
Наития, прозренья – и заклятье
Тех ранних зим, тех быстрых холодов,
Где братство льдов, где листопады-братья,
Где в жёлтых вьюгах буду сострадать я
Отчаянью
Невызревших плодов.
Гудит неукротимая пурга,
Углы, чащобы, тропы заметая,
И в снежной мгле плутают волчьи стаи,
И в двери, в щели, в души залетая,
Почти не тая, буйствуют снега.
И ты, по недомыслью, по незнанью,
Пытаешься по хрупкой кромке льда
Рулить, руководить похолоданьем,
Не слишком-то и веря в холода.
И раскрутив метели без просвета,
Оставив вьюгам вымыслы и сны,
У волчьих ям, в прогалинах лесных,
Ты ждёшь весны –
Ты тяжко ждёшь весны…
И та придёт –
Пьяна, вольна, раздета…
А там уже рукой подать до лета,
Где маков цвет
И стоны белены.
Кто мутно мыслит – смутно излагает,
Надеясь, что не вникнут, не поймут…
А Божьи Овны небо обживают
И по ночам руном златым блистают,
Топчась в кошаре лунной там и тут.
И тает снег,
И заспанное солнце
Выводит лето на круги своя,
И не закрыта Книга Бытия,
И плавают поля, начав с нуля…
И ждёт тепла счастливая земля…
Не ведая
Про гексоген и стронций.
Опять в душе разлад и чревоточие,
И злость на всё, и некуда податься!
Скудеет жизнь, пора – и даже очень нам
В том, что осталось, как-то разобраться.
Грешить – смешно.
Ещё нелепей каяться:
Судьба и так раскаяньем больна.
А что душа? Она всегда вольна
Делить с тобой стакан пьяна вина,
Пугать в саду ворон,
С крапивой лаяться,
Прощать тебя и – некуда податься! –
Уже одна,
Ещё не зная дна,
Небесным безднам зябко улыбаться.
Не отвергай Господни наказанья!
Бог любит тех и к тем благоволит,
Кто, зная, что покинут и забыт,
Всё претерпел,
Все превозмог страданья.
Будь верен слову, не бросай слова
На ветер, даже если ветер с юга –
Оттуда,
Где снега, обняв друг друга,
На скользких склонах держатся едва,
Где праведная, правая дорога
Крута, терниста, но по ней идти,
Тащить свой скарб,
Свой скорбный крест нести –
Чтобы, отринув левые пути,
Душой земной
Вдруг прикоснуться к Богу.
А свечи гаснут – и довольно скоро.
Каштаны отцветают и, дразнясь,
В подворьях бродят сорнотравья своры,
И оголтелы птичьи разговоры,
И с небом всё отчётливее связь.
И гаснут свечи.
Отрочество творчества,
Драчливое, без имени, без отчества,
Ушло-прошло в свой срок и не слышны
Его эпиталамы и поэмы.
И лето буйствует,
И рядом осень, где мы
Уже стоим, безропотны и немы,
Наедине с дождливым одиночеством
В туманах
Молчаливой
Тишины.
И черти боятся гнилого болота!..
Потёмки душа – ни тропинки, ни брода:
Бочаги стенаний, шатаний, обид…
Но кто-то её стережёт и хранит,
И оберегает неведомый кто-то…
И всхлипы зарниц, и небес позолота,
И скрытность ночей, и распахнутость дня,
И соль твоих губ в завершенье огня –
Всё это уже не отпустит меня…
И черти боятся гнилого болота.
И пусто на душе,
И за душой прохлада.
За окнами гроза пускает пузыри:
Рычит на небеса, льёт ливни без огляда,
И громко о своём с богами говорит.
Ну, что нам загадать
И что ещё придумать!..
Иной разрез крыла, пера иную стать?
Забился на чердак вихрастый белый турман,
Успев на всём лету усвоить и понять,
Что счастье – сплошь гроза,
Любовь – полёт сквозь ливни
За семь земных небес в сиреневом дыму –
И на заборах пивни
Горластые твои вникают в кутерьму
Несбывшихся надежд – отчаянных и шумных,
Взывающих прощать,
Терзаться, сострадать…
И рядом небеса
И ты,
И белый турман,
И мимолётных птиц вся ангельская рать…
Пронзительный ноябрь –
Он здесь, он дома:
Бесснежен, ветрен, нестерпимо свеж.
Он режет правду-матку по живому,
Не оставляя никаких надежд.
Любовь ещё с тобою, и тоска её
Близка нам
И горька, как нищета,
Где радость безнадёжна ко взысканию
И счастьем не оплачены счета.
Она ещё с тобой – с её постелями
Покосных трав,
С мечтами взмыть, взлететь…
Ну, как себе простить,
Что не умели мы
Ни восхищаться, ни благоговеть!
Теперь ноябрь.
Незвана и непрошена,
В дверях зима: дождей сырое крошево
Исходит в иней, в изморозь зари…
Ты дверь прикрой, лампаду затепли,
И – что скорбеть! –
Былым займётся прошлое,
Тобой – зима с позёмкой и порошею,
И снежный путь,
И – что ж… Всего хорошего!
И больше ничего не говори.
Ушло и вроде бы пропало…
Ну, что там с памятью души?
Мы редко думаем и мало:
Фитиль да кремень, да кресало,
Чтоб пламя в тиглях заплясало,
Чтоб стрелы востры да мечи.
Куём мы счастия ключи!
Цветут февральские мимозы…
Сквозь торопливый, сивый лес
(А времени и впрямь в обрез!)
Скрипят возы, спешат обозы,
Взлетает, отгоняя мрак,
Необоримый ветер юга!
И холодеет от испуга
На снеговалах-блокпостах,
Охапками, в снопах, букетах
Нас тихо охмуряет лето,
Дрожа в восторженных руках.
И вновь земле дарует небо
Алчбу воды и жажду хлеба,
И цветопад в садах кружит.
А что ушло, чего не стало,
Оно не сгибло, не пропало,
Всё стало кремнем и кресалом –
Всё стало огнивом души.
И в синеве звенят стрижи,
И это, верь,
Совсем не мало.
Несёт пыльцу и мнёт траву и листья
Бродячий синий ветер луговой.
Цветы цветут и прорастают мысли,
Упавшие в золу ещё зимой.
В них тычут морды облака и кони,
Жуют и топчут, и, сминая даль,
В цикадном звоне, в журавлином стоне
Уходят в ночь, где в тихих реках тонет
Янтарных лун расколотый хрусталь.
И веришь –
Всё само тебе откроется:
Перестрадав, простив и претерпев
Нелепиц всех и бедствий перегрев,
Земля – смотри! – о нас с тобою молится…
И встретит утро, и росой умоется
Душа твоя…
Почти не постарев…
С простого чиха лиха не бывает:
Жизнь просчитать, как деньги в кошельке,
Поди, сумей!
А время утекает –
И тает, и плывёт и уплывает
Весенним льдом по суетной реке.
И не зови – теперь никто не вникнет
В твоих речей усталый непокой!..
Лишь дым печной
Махнёт тебе рукой
И в отчей мудрости остынет
И поникнет
Над пересохшей призрачной рекой.
Не любят их – худых и сирых,
Героев свар и мелких драк.
Пасёт несытая Россия
Бездомных брошенных собак.
Они юлят с улыбкой жалкой
У остановки, где «чипок»,
И кто-то тянется за палкой,
И кто-то бросит им кусок…
И не расслышать,
Не подслушать
Счастливый всхлип собачьих снов,
Где дым и дом, очаг и кров,
И безоглядная любовь,
И в небе – страждущие души
Бездомных белых облаков…
Земля безвидна и пуста,
И тьма, и бездна, и витает
Дух Божий, и ещё не знает,
Какая скрыта красота
В Его творенье!..
Слава Богу,
Мир состоялся понемногу –
Разумен, радостен, открыт.
Но ты потерян, ты забыт
Самим собой! Душой безвидной
Ты всё же чувствуешь провидно
И злобу туч, и ложь зарниц,
И беспросветность глаз и лиц,
Меж тьмой и бездной павших ниц
Перед тельцом златым постыдно…
И зреет мгла,
И очевидна
Тщета Божественных десниц…
Трава любви,
Трава забвенья!
Пырей, душица, чистотел
Счастливых снов,
И самомненье
Весенних гроз – их беспредел,
Их безоглядность в самом сущем:
Что на сейчас, что на потом,
А что для вечности с кнутом,
Той, что в лаптях, с дудой пастушьей,
Бродяжит, не вникая слишком
В дела земные – здесь мы, нет…
И тонет в травах звёздный свет,
И с красным глазом телевышка
Ржавеет твой теряя след…
Бог трудится,
Чтоб мы благоговели
Перед лицом Его.
Наступит зимний мрак:
Согбенные насупленные ели,
В чьих жилах летом смолы так кипели,
Свою звезду в зеркальных небесах
Отыщут – каждая! – и звёзды отразятся
В холодной хвое, в голубых глазах
Морозной мглы,
И станет забываться
Тревожная мечта о холодах.
И отойдут в метелях тени лета,
И зачадит в руках лучина света,
И старые дубы нахмурят лбы,
Предвидя
Намерения судьбы.
Под кем-то лёд трещит,
Под нами ломится,
И всё у нас не этак и не так!
Вот то-то и припомнится пословица,
Когда сквозь санный след, незнамо как,
Сверкнёт темна вода – и не опомнится,
Не спохватиться! – и наверняка
К нам вскинет руки чёрная река,
Ломая лёд…
Но всё-то нам не тонется!..
И тонкой нитью след твой, санный путь,
По полыньям, хоть вплавь, хоть как-нибудь,
Несёт тебя, и оттепелей суть
Давно ясна,
И ежевика колется,
И в кошенине, в травяной стерне,
Кричат сверчки – всё горше, всё больней –
О счастье, о зиме и обо мне,
О том,
Что никогда уже не вспомнится…
О, патока и мёд, елей словесный!
Потоки слов, где всё наоборот.
Сорочья мудрость! – даже интересно,
Куда тебя трескучесть занесёт.
Не миновать болтливому греха!
Не суесловь: будь прям и многодумен.
Высокая форманта языка!..
Осядет пыль,
Отлипнет чепуха…
Замкни свои уста – и ты разумен.
Любовь темна, душа больна,
А память ветром носит…
Цветёт родная сторона,
Цветёт и плодоносит.
И давние её сады,
Что позабыты нами,
Цветы роняют и плоды –
В бурьян,
В объятья лебеды
С колючими глазами,
В подзой,
Где злой костёр утрат
Готов чадить, шаманить,
Суля уже иной расклад,
Уже иную память…
Вечерняя ласковость клёнов…
Как много наломано дров!
Печальны звонницы без звонов,
Больны купола без крестов.
И прошлое скудно и скупо,
А счастье чуть-чуть и в обрез…
Но светел весенний твой лес,
Неся этот сказочный купол
Поверивших в чудо
Небес.
Взметнёшься вверх,
Сорвёшься вниз –
И вдрызг, и весь твой сказ!
И тает след, и гибнет смысл
За частоколом фраз.
И вот опять
Твоя страна
Рванулась наудачу…
Чтоб, заплатив за всё сполна,
Нам доживать на сдачу.
Последний жёлудь слетит и утонет,
Расплескав отраженье своё.
Ведьма-осень нам снова готовит
Приворотное зелье-питьё.
Запах прелого сена, зелёный
Мох в канавах и мокрая пыль,
Где ворчливые бродят вороны,
Разгребая несгнившую гниль.
Скоро белые трели-метели
Нас обнимут, любя-не любя.
Мы дождёмся, мы сами хотели
Этой поздней судьбы для себя.
И сугробы, заносы-карнизы,
Мгла и глушь, где зови-не зови,
Охранят нашу снежную близость,
Нашу вьюжную снежность любви.
И в распадках, не знающих лета,
В гиблых стужах, не знающих тризн,
Будет ветром и льдами воспета
Эта жизнь,
Эта вечная жизнь.
Подспудная мысль, абсолютно туманная,
Скользнёт, промелькнёт – ни призреть, ни понять…
Не буду перечить и спорить не стану я –
Где ветер посеян, там нечего взять.
Там нечего ждать – только стужи да засухи,
Да вечных печалей седой бесприют.
И небо закрыто, и заперто наглухо
Душа, где и в праздники не подают.
Но что-то влечёт нас в ненастья туманные,
И снова готова томиться и ждать –
В обносках надежд, непутёвая, странная, -
Слепая любовь – уж не Богом ли данная? –
Предтеча прозренья,
Почти благодать…
Ночь заскрипит на старых дрогах,
И боль дневную затая,
Сойдутся в рощах при дорогах
Полуседые тополя.
И псы дворовые, где хаты,
Заборы, явят нам сквозь сон
Разноголосый и богатый
Свой подзаборный лексикон.
Мы их, конечно, понимаем
И на себя берём вину
За всё, что там, уже за краем,
И вместе с ними тихо взлаем
И возрыдаем – на луну,
На дождь,
На рябь небесной глади,
На блики звёздного огня,
Где никогда нам не растратить
Ни влажной мглы твоих объятий,
Ни губ, поверивших в меня.
Пришла беда –
Не брезгуй ты и ею.
В сенях не прячься – мимо не пройдёт!
Всё в жизни и мудрее, и хитрее,
Чем от ворот широкий поворот.
Мы всё накликали,
Всё выпросили сами,
Начав с неразуменья, с пустяка.
И гасят свечи в опустелом храме
Студёные ладони сквозняка.
Ну, что ж – беда бедой,
А ты привычно
Углы повымети, готовься в новый день:
Плети кривой судьбы своей плетень…
Всё правильно.
Всё праведно.
Отлично.
Вот только ночь совсем уж неприлично
Обнажена – до звёзд! –
И не постичь нам
Её надежд…
И зябнет горемычно
Вчерашний день,
Уже вчерашний день…
О прошлое споткнуться не боюсь:
Избыто, отпечалено, отпето.
Трещат и трутся, провожая лето,
Сухие спины жёлтых кукуруз.
И петухи, не рассчитав рассвета,
Срываются на крик, как будто это
Удержит и тебя, и наше лето,
И наш ночной,
Всегрешный наш союз.
Последний снег сметён несмело
Прохладным ветреным теплом,
И кромка луж разледенела,
И всё просчитано умело,
И переходит слово в дело…
Но речь, конечно, не о том!
А всё о том, что врозь да порознь
И мы, и трав подснежных поросль,
И всё же изморозь и морось
Уже не застят свет в окне.
И оживает в полусне
Любовь и боль,
Любовь и горесть –
К ветрам и паводкам готовясь,
Готовят мир
К Большой Весне.
Накрапывает дождь.
Воспоминанья
Не дарят мудрости:
Ну, вспомнил – и забудь!
Отчаянная, гибельная суть
Всея любви…
Мы были там, за гранью!
Ты не лгала,
Но всё провидел сам я:
И дрожь травы, и оторопь зари,
И тайный зов стремнин твоих: - Плыви!..
И боль, что нам означила заранее
Ночных туманов влажное касанье,
Рассветных звёзд угар и угасанье…
И вечный грех
Неправедной любви.
Ну, что тебе твои воспоминанья,
Когда поскрёбыш осени пустой –
Обугленный морозом травостой –
Вдруг обретает память и дыханье!
И отрешась от рабского сознанья
Подснежной прели, крокус голубой
Проклюнулся – и тёплые туманы
Несут, смеясь, и слёзы, и обманы,
И грозы,
И любовные романы…
И стонет дождь,
От счастья сам не свой,
Обняв листву и становясь листвой.
Осенний свет.
Щекастых яблок рденье.
Ботвы ленивой пыльные хвосты.
И облака, и белые мосты
Сквозных небес, сулящих возвращенье
К исходному, к началу, где Земля
Мелькнёт меж звёзд потерянной звездою,
Сверкнёт слезой, уже чужой для глаз…
И я вернусь –
Дождём, метелью, зноем…
И от беды собой тебя укрою –
Ещё не раз,
Даст Бог – ещё не раз…
«И всё в Екатеринодаре, как в далёком Париже, но чуточку наособицу, на свой южный, казачий лад. И так же, как в самом Париже – Старый, Новый, Сенной базары, ресторанчики, трактиры… И мы рады, что кто-то выпустил слово на ветер: «…наш маленький Париж».